Записки кота Плинтуса - Страница 7

Она надрывно высказалась, что Этот — злой и бесчувственный мужлан, не любит котика, а котику теперь плохо. Этот апеллировал к пиджаку, вазе, музыкальной шкатулке и креслу, а также припомнил какой-то шарфик и стаканы. Эта парировала набухшими глазами и фразой «Из-за какого-то вшивого пиджака и гребаной вазы котик теперь страдает. Вот все вы, мужики, такие!» Этот не нашёлся, что возразить, сказал, что у него дела и куда-то быра промылся. Понял, что пора. Быстро забежал в сортир и начал там истошно орать, как будто слон всё-таки решил выйти наружу. Эта стремительно прискакала, начала гладить и говорить, что никто меня больше не будет обижать. Обещала дать пожрать ещё. Похоже, жизнь опять налаживается.

Нассал под кресло. Хорошо!

Орал всю ночь и весь день. Тот, который не Этот, только похохатывал: «Ну вот, привет, приехали. Оно наконец возжелало бабца. Теперь конец спокойной жизни.» Ну что за кретин, какие бабцы? Зима же! Мне хоуоуоуоуолодно!

Не узнаю сам себя. Я даже мимо лотка ссать перестал, чтобы тискали чаще. Воистину, нужда заставит — и не так раскорячишься.

Фигня, сегодня наверняка опять туча народу припрётся. На руках отогреюсь.

Правда утром я Щастья таки немножко урвал: валялся между двумя тёплыми тушами и читал через два плеча сразу две книжки. На одной английскими буквами было написано какое-то Пузо, а в другой было про ведьм. Про чужое пузо мне не интересно, у меня своё есть. А на ведьм мне вообще поссать.

Но зато согрелся и подремал.

Я вечером Этих построю. Чтобы в течение всей зимы мне тут валялись в кровати по очереди. Греться буду. Нассал под кресло. Хорошо!

Пришёл Длинный Тощий. Притащил своего бабца. Бабец маленький. Ору Длинному Тощему: «Ты ваще дурак? Тебя ж посадят, она ж мелкая ещё!» Хихикает, идиот: «Смотри, ты Плину понравилась!» Взял бабца на абордаж и увёл от Длинного Тощего подальше. Развратникбля. Надо нассать ему в ботинки.

Потом Длинный Тощий наконец-то линять собрался. С боем отобрал своего бабца, надел верхнюю шкуру и сунул лапы в ботинки. Как заорёт: «Нассал, ссука!» «Ага», — говорю из-под ванной, — «обещал же!» Этот ржёт, как ошпаренный ишак, Тот, который не Этот, по ванной шваброй долбит, Эта вопит «Не обижайте котика!», бабца молчит. Длинный Тощий сложил ботинки в сумку и ушёл в тапочках. Пообещал, правда, что в следующий раз придет со стрихнином и газовым ключом-котоубийцей № 1.

Водил мужиков курить. Построил Этого, Того, который не Этот, и Длинного Тощего по росту и вывел на лестницу. «Вы теперь так курите», — говорю. Проследил, чтоб не кидали окурки на пол. Показал идиотам мусоропровод. Мужики шушукались, делали большие глаза и вели себя смирно. Пришлось, правда, прикрикнуть разок, чтоб домой шли. А то от длительного выгула-выкура Эти портятся. Проверено. Думаю, скоро придётся ещё и супервизором на прогулках быть. Труд облагораживает, ага.

Вчера слышал, как Этот в тоске, печали и соплях рассказывал Этой, что амурского лесного бабца не достать. Редкий вид, ага. Законом и прочими лесничими охраняется, взять домой — никак. Разве что сама придёт.

Впал в депрессию и апатию. Второй день ни жрать, ни пить не могу. И даже массандровского или хотя бы чинзано в доме нет, чтобы залить тоску. Страдаю.

Всё хреново. Лежу на диване пузом кверху, раскинув лапы. Скулю, как подстреленный волк. Эта волнуется, пытается кормить с рук креветками. Ворочу морду. Тошно, гадко, противно. Хочу амурского бабца.

Неимоверным усилием воли дотащил себя до мисок. Стоят в ряд — все шесть. Подумал: «Вот бы амурская порадовалась!» Зарыдал. Ушёл за плиту на кухне. Терзаюсь.

С горя полез на колени к Этой и даже был образцовым ласковым скотом.

Что значит «отстань, у тебя язык шершавый»?

Часть 3

Нассал под кресло. Жизнь стала заметно лучше.

Проснулся бодрый и голодный. Пришёл на кухню, стал требовать жрачки. Эта от радости кормила всем подряд. Жрал: китикет, вискас, сыр, ветчину, молоко, майонез, оливки, окорочок. В пузе образовалась приятная тяжесть. Шёл 10 шагов до стула в две навигации. Запрыгнуть на стул не смог. Уснул прямо на полу.

Чтоб я ещё раз спёр со стола это проклятое варенье! Вся морда в этом яблочном дерьме, шерсть слиплась Децелом, объяснять Этой, дуре набитой, что надо воду в ванной включить, задолбаюсь. Устроился на диване, провожу влажную уборку шкуры. Уррроды. Нет бы кальмаров в такой же здоровенной миске поставить.

Нассал под кресло. Хорошо!

Раздербанил трубку Того, который не Этот. Гадость какая-то. Будто мама не учила в детстве всякую дрянь в пасть не тащить. Нашёл трубочный табак. Оказалась отменная закуска. Обожрался.

Правда, идиоты какие-то: нет бы так жевать, пока вкусно, так они сначала всё изгадят, а потом буээ.

Играл в стадо бешеных бизонов, носился по дому со скоростью звука. На повороте зацепился когтем за трещину в паркете. Коготь сломал. Под корень. Больно — охуеть просто. Орал так, что у аппарата «Спирит» на Марсе воздушная подушка сдулась. Эта увидела боевые потери, схватила меня под мышку и понеслась на кухню. Лечить, ага. Достала какую-то склянку и капнула из неё мне на рану. Оказался йод. Ещё больнее. Взвыл страшно и Эту дуру за верхнюю лапу цапнул. Теперь она орёт, себе на лапу капает йодом, орёт ещё больше, капает йодом, опять орёт, опять капает. Имбецилка. Чувствую себя инвалидом. Печатаю одной лапой. Требую моральной компенсации — креветок, кальмаров, маслин и тушку чухони сырокопчёной.

Пришёл Этот. Не пришлось даже изображать сироту: показал больную лапу, он сразу наложил мне жрачки. И капнул в миску вискаря.